АКАДЕМИЯ ВОЕННЫХ НАУК РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Генерал-майор в отставке И.Н.Воробьев доктор военных наук, профессор

Полковник В.А.Киселев  доктор военных наук, профессор

От авторов

Проницание будущего – самый сложный акт творческой деятельности. Особые трудности в предвидении возникают в тактике – самой динамичной области военного искусства. Но именно благодаря творческому прогнозу отрываются новые горизонты, закономерности, формулируются принципы, совершенствуются формы и способы боевых действий.

Глава первая

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ОБЩЕВОЙСКОВОГО БОЯ

1.1.          Бой в системе современных операций

Исследование боя, определение его роли и места в системе операций остается актуальной проблемой военного искусства. Связано это с изменением взглядов на характер современной войны. На страницах военной печати можно встретить немало публикаций, в которых высказывается мнение, что эпоха «классического боя» уходит в прошлое и что сама такая форма тактических действий претерпевает глубокую трансформацию. Следует сказать, что для подобных высказываний есть определенные основания, тем более, если понимать под «классическим боем» «локтевую тактику», способы атаки пехоты в спешенном построении, прорыв обороны противника «грудью пехоты», создание плотных пехотно-танковых группировок на узких участках фронта и др. Такие способы ведения боевых действий действительно безвозвратно уходят в историю.

Наступает новая эра так называемых «технологических войск» с использованием суперсовременных видов оружия, военной техники, роботизированных средств, космических средств разведки, радиоэлектронных средств борьбы вплоть до применения оружия на новых физических принципах. В какой-то мере прообразом подобного рода войн явилась война в зоне Персидского залива в 1991 г., где операция «Буря в пустыне» велась по совершенно новому сценарию. Если во всех предшествовавших войнах ведущую роль в разгроме противника играла тактика, как совокупность боевых действий пехотных, механизированных, бронетанковых соединений и частей при поддержке артиллерии и авиации, то при ведении войны в зоне Персидского залива главенствующее место принадлежало стратегическим и оперативным средствам, которые были представлены разведывательно-ударными, разведывательно-огневыми комплексами, стратегической, тактической и авианосной авиацией, крылатым ракетам, ранее не применявшимися самолетами РЭБ и другой новейшей военной техникой. Тактические действия также имели место, но не они определяли «лицо» операции, ее ход и исход.

Эту войну можно считать рубежной в том смысле, что здесь по-новому распределялась сфера влияния составных частей военного искусства – стратегии, оперативного искусства и тактики, их взаимосвязь, соотношение наступления и обороны. Опыт войны дал мощный импульс для развития теории военного искусства – стало больше уделяться внимания разработке таких перспективных видов операций, как электронно-огневая, информационно-психологическая, воздушно-наземно-космическая и др.

По-новому в свете этой войны требуется рассматривать и перспективу развития общевойсковой тактики, но делать далеко идущий вывод о коренном изменении роли места боя в системе операции на основе опыта одной войны было бы неправильным, прежде всего, потому что эта война носила полигонный характер, без какого-то бы ни было активного сопротивления другой стороны. Отсюда, естественно, и не было необходимости американцам вводить в действие сухопутную группировку и вести напряженные наземные бои.

Несомненным является и то, что роль стратегической и оперативной инстанции в современных операциях резко повысилась, усилилось их влияние на тактику. Все преобразования в тактической сфере уже нельзя рассматривать обособленно. Бой перестал быть единственным средством достижения победы, по крайней мере в крупномасштабной войне. Что же касается локальных войн и вооруженных конфликтов, где стратегические и оперативные средства могут применяться ограниченно, то здесь роль боя в достижении разгрома противника, вероятнее всего, останется превалирующей.

При всех обстоятельствах высшая командная инстанция не может обособиться от тактики, не учитывать тактические возможности войск. Характерным для нынешних условий является усложнение взаимосвязи составных частей военного искусства. Процесс этот двухсторонний: наряду с усилением влияния высших командных инстанций на низшие, идет и обратный процесс – проявляется определенное влияние на оперативное искусство и стратегию со стороны тактики.

Современный бой предстает в новом облике, является органически неразрывной составной частью любой операции – будь то общевойсковая, воздушная противовоздушная, морская.

Как видно из рисунка 1, бой, как форма тактических действий, может быть частью сражения, операции, либо самостоятельной формой при выполнении отдельной боевой задачи.

В конечном итоге с боя – огня, удара и маневра – начинаются военные действия и ими, как правило, заканчиваются. Более того, в ряде случаев бой может оказать решающее влияние на исход операции. Так, Великая Отечественная война наглядно продемонстрировала, что хотя оборона, применявшаяся соединениями первого оперативного эшелона, являлась тактической по содержанию, однако ее значение далеко выходило за рамки тактики. От того, насколько успешно приграничные части могли выполнять свою задачу по отражению первого удара противника, во многом зависело достижение оперативно-стратегических  целей не только в начальный период, но и в ходе последующих действий.

Да и в современных условиях подобный сценарий может иметь место. Во всяком случае, оперативная инстанция будет всегда стремиться любой ценой удержать тактическую зону обороны, чтобы дать здесь, что называется, «генеральное сражение», не допустить потери территории. Перед войсками в таких условиях, скорее всего, будет поставлена задача: вести жесткую оборону по принципу «ни шагу назад».

Борьба может развернуться за каждую высоту, населенный пункт, рощу, узел дорог, перевал. И тут решающую роль будут играть роты и батальоны, на которых ляжет основная тяжесть боя.

Условия современных боевых действий таковы, что они обычно будут вестись на широком фронте, по отдельным направлениям, распадаться на отдельные очаги, что потребует рассредоточения  боевых порядков, повышения тактической и огневой самостоятельности подразделений. Словом, так или иначе, но воевать придется ротами и батальонами и от того, насколько они будут подготовлены к наступлению и обороне – сумеют создавать круговую оборону, вести бой с перевернутым фронтом, а то и в окружении, вести преследование и т.п. будет зависеть многое.

Из сказанного следует сделать вывод, что внимание к тактике не должно ослабевать. Это показал и опыт боевых действий в Афганистане и двух чеченских военных кампаниях, где, хотя и ставилась задача достигать «дальнего огневого разгрома» противника, однако «удельный вес» ближнего боя оказывался доминирующим.

Отмечая важную роль боя в системе современной операции, вместе с тем следует подчеркнуть, что ныне, как никогда, требуются настоятельные поиски совершенствования форм и способов его ведения. Сплошные позиционные фронты уходят в прошлое, а вместе с ними уходят и размеренные методические действия, стираются границы между фронтом и тылом, а в ряде случаев и между наступлением и обороной. Отсюда ставится понятным, что современная теория боя не может развиваться только на основе преемственности прошлого боевого опыта. Нужен смелый взгляд вперед, в будущее.

Хотя тактика по своей природе является самой динамичной областью военного искусства, поскольку она непосредственно связана с оружием и военной техникой и соответственно первой реагирует на изменения в материально-технической основе войск, но изменения в способах ведения боя происходят не автоматически, не вдруг, новое с трудом, в борьбе, преодолении противоречий пробивает себе дорогу.. Современная модель общевойскового боя сформировалась далеко не сразу (рис.2).

И тут важно проследить какие тенденции имели место. В развитии теории боя после Второй мировой войны можно условно выделить шесть этапов.

Первый этап занял восемь с половиной лет (1945-1953 гг.). За это время было проведено техническое обновление всех родов войск, осуществлена полная механизация и моторизация армии, создана реактивная авиация и образованы Войска ПВО страны. Соответственно были переработаны все руководящие документы по оперативной и боевой подготовке. В частности, был введен в действие Полевой устав 1948 г. В нем в какой-то мере были отражены проведенные в войсках технические преобразования, однако в принципиальных вопросах развития тактики советская военная мысль не была устремлена вперед. Хотя в конце Второй мировой войны в августе 1945 г. американцами было применено атомное оружие, однако о способах защиты от него в наших боевых уставах не было сказано ни слова.

Характерно и то, что богатейший опыт Великой Отечественной войны, дорогой ценой приобретенный в ожесточенных сражениях, критически не анализировался с современных позиций и во многом оставался неиспользованным, «не работал» по-настоящему на формирование нового тактического мышления у офицеров, не способствовал выработке новых оперативно-тактических концепций. Фронтовая модель подготовки и ведения наступательных действий превратилась в некий шаблон, стереотип. Фетишизация боевого опыта, механическое следование ему в новых, изменившихся условиях не могли не повлиять отрицательно на развитие военно-теоретической мысли.

Мы длительное время кичились тем, что только советская военная наука обладает «монополией на истину», игнорируя зарубежный военный опыт. Ее достижения несомненны, взять хотя бы разработку теории глубокой операции, боя в 30-х годах, но самоуспокоение привело в конечном итоге к застою военной мысли.

Конечно, было бы несправедливо изображать только в негативном свете состояние тактики в этот период. Был определенный прогресс в дальнейшем развитии теории глубокого боя путем ввода в прорыв подвижной группы войск для превращения тактического успеха в оперативный, совершенствовались методы огневого поражения, боевые действия ночью, в особых условиях, способы форсирования водных преград, преследования, встречного боя и др.

Второй период в развитии теории боя занял шесть лет (1954-1960 гг.). Его можно считать переломным, своего рода «революцией» в военном деле. В это время на оснащение войск были приняты первые образцы ядерного оружия, и что особенно важно проведено тактическое учение с реальным его применением. Это дало мощный толчок к пересмотру взглядов на характер боя, выработке новых тактических нормативов, способов ядерно-огневого поражения противника, прорыва его подготовленной обороны, создания противоядерной устойчивости обороны, системы боевого обеспечения войск. Под влиянием этого, а также в связи с созданием и внедрением в войска более совершенной артиллерии, танков, самолетов осуществлялась перестройка организационной структуры войск.

Третий этап, продолжавшийся в последующие десять лет (1961-1970 гг.), явился логическим продолжением предыдущего этапа, когда происходило массовое внедрение ракетно-ядерного оружия во все виды Вооруженных Сил, вплоть до тактического звена. Это было время «ядерной эйфории». Разработка теории тактики, как и военного искусства в целом значительно продвинулась вперед. Но не обошлось без крайностей. В боевые уставы были внесены завышенные нормативы. Так, вести наступление рекомендовалось с темпом 80-100 км в сутки, что было нереальным. Практически такое наступление превращалось в совершение марша без развертывания подразделений в боевой порядок. Было ослаблено внимание, а порой и игнорировались вовсе боевые действия с применением обычного оружия.

Положительным являлось то, что на новой технической основе были переработаны все руководящие документы по оперативной и боевой подготовке, боевые уставы, наставления, учебники, учебные пособия. Боевая подготовка войск была тщательно организована и проводилась с высокой интенсивностью. Дивизионные тактические учения проводились с периодичностью через два года, полковые – ежегодно, батальонные тактические учения с боевой стрельбой завершали учебный год.

И все же «бум обновления» в боевой подготовке во многом оставался незавершенным. В процессе боевой учебы не были изжиты рецидивы устаревшей методики обучения, продолжалось насаждение культа «нормативной тактики». Обучение личного состава проходило в русле однообразной тактической ориентации. Регламентация, заорганизованность, боязнь отступить от уставов по-прежнему глушили живую, новаторскую мысль. Обучаемые редко принимали оригинальные решения, не применяли весь арсенал военной хитрости. Творчество в тактике, как можно было ожидать, не возобладало над схематизмом, дерзкий риск – над пассивной осторожностью, новаторство – над рутинерством.

Перспективный наземно-воздушный, «электронный» бой даже с применением ядерного оружия рассматривался во многом через призму опыта минувших войн. Категории позиционного противоборства, линейные формы борьбы, методичность и размеренность ведения боя в системе обучения войск отнюдь не стали «музейными» приемами. Но применялись и новинки и немало перспективного в способах ведения боя. Например, действия войск в зонах радиоактивного заражения, отрабатывались действия в оперативной глубине обороны противника, борьба с тактическими ядерными средствами, тактическими воздушными десантами, боевыми вертолетами противника.

Особенно сложными путями совершенствовалась теория оборонительного боя. В руководящих документах Вооруженных Сил СССР в 60-х годах был зафиксирован явно ошибочный постулат: «Оборона – удел слабой стороны». Это на долгие годы предопределило отношение к обороне как к категории «низшего порядка». Ей отводилась второстепенная роль в боевой подготовке войск. Командиры стали опасаться преднамеренно прибегать к обороне – поскольку это считалось признаком бессилия.

Все это противоречило опыту войн. Длительное время в советской военной теории бытовал тезис о том, что оборона является кратковременным явлением, неким «спутником» наступления. Считалось, что она может применяться лишь в ходе успешного продвижения войск для того, чтобы отразить контратаку противника, прикрыть угрожаемый фланг или закрепить захваченный в ходе наступления рубеж. Длительная, долговременная оборона в оперативном масштабе исключалась.

На практике это приводило к тому, что командиры и штабы не в полном объеме проводили инженерное оборудование позиций. Офицеры не учились, как это делали фронтовые командиры, со всей скрупулезностью готовить бой, «ползать на животе», выбирая места для огневых точек, подолгу работать в подразделениях, беседовать с солдатами, мобилизовывать их на выполнение боевой задачи.

Рецидивы недооценки обороны в учебной практике проявлялись еще и в том, что на тактических учениях обороняющиеся подразделения обычно выступали в роли подыгрывающей стороны – их действия всецело подчинялись действиям наступающего. Получалось так, что независимо от целесообразности принимаемого командиром решения, обороняющаяся сторона всякий раз была обречена на неуспех.

Особенно крупный просчет был допущен советской военной теорией в том, что оборона рассматривалась в боевых уставах как «единая» на все случаи жизни. Это предопределяло некий шаблон в ее построении, сковывало инициативу командиров в принятии нетрадиционных решений, применении военной хитрости, обманных приемов, изыскании путей повышения ее устойчивости и живучести.

В последующем взгляды на оборону несколько изменились, возникла необходимость подразделять ее на два вида: позиционную и маневренную. Это открыло более широкие возможности для творческого подхода к созданию боевых порядков, построению оборонительных позиций, системы огня. В последнее время на страницах печати высказываются мнения, что наряду с позиционной и маневренной обороной следует ввести в обиход такие новые категории обороны, как аэромобильная, рассредоточенная, сдерживающая, блокирующая, демонстративная.

В ходе следующего четвертого этапа, продолжавшегося с 1971 по 1980 гг. (десять лет), сформировались взгляды на способы ведения боя с применением обычного оружия, чему способствовала интенсивная модернизация так называемых «классических» видов вооружения на основе использования новых технологий. Учитывалось, что качественные изменения произошли в авиации, артиллерии, бронетанковых войсках и войсках ПВО. Вся авиация стала реактивной и ракетоносной, ее возможности возросли в 10-18 раз. Скачкообразно развивалась артиллерия, особенно реактивная. Основу полевой артиллерии составили самоходные артиллерийские установки. Дальность стрельбы артиллерийских систем возросла в 3-6, а точность поражения целей в 2,5-5 раз. Полностью преобразовались и бронетанковые войска. Защищенность танков с использованием многослойной брони увеличилась в 10-12 раз, а огневая мощь – в 5-7 раз и более. Важнейшим боевым средством Сухопутных войск стали боевые машины пехоты, что значительно повысило их маневроспособность.

Коренной структурно-технической перестройки подверглись войска ПВО. Их основу составили зенитно-ракетные комплексы. Существенные изменения в материально-технической базе войск обусловили дальнейшее развитие общевойскового боя, что нашло отражение в ряде уставных документов, военно-теоретических трудах и учебных пособиях.

Пятый этап начался в 1981 году и продолжался до 1991 гг. (десять лет). В этот период в развитии классических видов оружия стала превалировать новая тенденция, связанная с широким внедрением в войска высокоточного оружия, в том числе разведывательно-огневых и разведывательно-ударных комплексов. Возможности обычного оружия практически достигли параметров поражения ядерных средств сверхмалой мощности. К этому следует добавить стремительное развитие авиационной техники (вертолетов), радиоэлектроники, что позволило в несколько раз повысить эффективность боевых систем.

Шестым этапом в развитии тактики можно считать боевые действия в локальных войнах и вооруженных конфликтах 90-х годов прошлого столетия и начала ХХI-го века, что во многом обогатило содержание тактики, зародились и получили развитие новые способы боевых действий.

Сформировавшийся облик общевойскового боя и его характерные черты отражены на рис. 3.